Час Вейцмана настал осенью 1984 года. Созданное им движение Яхад, крошечное суденышко, утлое, но управляемое твердой рукой, вышло в бурное море большой политики. Яхад — это Вейцман. Нельзя же всерьез называть движением нескольких мушкетеров, обнаживших шпаги и сомкнувшихся вокруг своего капитана.
И произошло чудо. Имя Вейцмана возымело магическое действие. Вопреки всем прогнозам, Яхад получил на выборах целых три мандата. Когда же выяснилось, что Ликуд и Маарах финишировали, что называется, голова к голове, все козыри оказались в руках у Вейцмана. Без него ни правящая коалиция, ни оппозиция не могли обойтись.
И тогда на виллу Вейцмана в Кейсарии нагрянул Ариэль Шарон. Вейцман морщился от грубой прямолинейности Арика, но ему нравилось его бульдожье упрямство. В молодости они были друзьями.
— Чему я обязан такой честью? — спросил Вейцман нежданного гостя.
— Разве я не могу просто так навестить старого товарища? — ответил Арик, со слоновьей грацией целуя руку Реумы.
— Этому ты научился у Бегина? — засмеялся Вейцман.
Когда они остались наедине, Шарон сразу стал серьезным.
— Эзер, — сказал он, — меня прислал Шамир. Твое место с нами, в Ликуде. Бегина уже нет, а с Шамиром ты всегда ладил.
— Что он просил передать? — задавая этот вопрос, Вейцман уже знал ответ.
— Шамир сказал, что если мы с твоей помощью заблокируем Маарах, то ты можешь рассчитывать на любой министерский портфель. Более того, Шамир согласен, чтобы ты стал его заместителем и в правительстве, и в партии. Это твой шанс, Эзер. Сколько там ему осталось? А потом ты станешь хозяином. И повернешь руль, куда захочешь. Ну, что скажешь?
Вейцман долго молчал. Потом поднял глаза.
— Скажи Шамиру, что я подумаю, — произнес он и перевел разговор на другую тему. «Этот старый лис, кажется, недоволен, — подумал Шарон. — Перес ведь не предложит ему большего. Так чего он хочет, черт возьми?»
Когда Арик ушел, Вейцман сказал жене:
— Власть интересует этих людей больше, чем судьба государства. Они ведут себя, как дети, у которых отбирают любимую игрушку.
Перес нетерпеливо ждал звонка Вейцмана. Изнуренный событиями последних дней, как-то сразу потускневший, он думал о несправедливости судьбы. Он так верил в победу. Так ждал ее. И вот она ускользнула в самый последний момент. Перес понимал, что лишь с помощью Вейцмана он сможет добиться сформирования кабинета национального единства.
А если Эзер поладит с Шамиром?
Об этой возможности Пересу даже думать не хотелось.
Раздался телефонный звонок.
— Шимон, — сказал Вейцман, — я решил идти с тобой и хочу, чтобы все формальности закончились как можно быстрее.
На следующий день, когда они встретились для обсуждения коалиционного соглашения, Перес с тревогой сказал:
— Эзер, ты будешь играть важную роль в моем узком кабинете, но я не могу отобрать ни у одного из старых моих соратников министерский портфель и отдать тебе.
— Шимон, — засмеялся Вейцман, — если бы я гнался за портфелями, то в Ликуде получил бы целых три.
В правительстве национального единства Эзер Вейцман стал министром без портфеля…
Вейцман — единственный влиятельный израильский политик, открыто выступавший за переговоры с ООП. Он говорил, что это неизбежно еще в те времена, когда не только Шамиру, но даже Рабину с Пересом подобная мысль и в голову не могла прийти.
Шамир не понимал столь не похожего на него человека, вызывавшего раздражение и беспокойство, и терялся в догадках, пытаясь разгадать мотивы его действий. Все знали, что у Вейцмана свои налаженные каналы связи с палестинцами, но никто не полагал, что это подрывает устои государства.
Разумеется, и Шамир не считал Вейцмана способным на предательство. Но слишком уж велик был соблазн одним ударом рассчитаться с человеком, впрягшим Ликуд в одну упряжку с ненавистным социалистическим блоком…
Ни облачка не было на политическом небосклоне, когда правительство собралось на свое последнее заседание в уходящем 1989 году. Как обычно, премьер-министр выступал первым. Шамир встал и глухим монотонным голосом начал зачитывать заранее заготовленное заявление.
Перес — единственный, знавший, какая бомба сейчас взорвется, — побледнел. Растерянно переглянулись министры. А Шамир продолжал:
«Я располагаю неопровержимыми доказательствами, свидетельствующими, что министр Эзер Вейцман вступал в прямые и косвенные контакты с ООП на самом высоком уровне, как путем личных встреч в европейских столицах с руководящими деятелями этой организации, так и посредством посланий, которые он отправлял им при каждом удобном случае. Поскольку действия Вейцмана представляют собой прямое нарушение закона и идут вразрез с официальной политикой правительства, у меня нет иного выхода, кроме увольнения министра, не считающегося ни с законодательством, ни с решениями кабинета, членом которого он является».
Взгляды всех обратились в сторону Вейцмана.
Лишь беспомощное движение руки, поправившей галстук, выдало его волнение. Вейцман спокойно сказал:
— Все, что я делал и делаю, направлено на благо государства.
На следующий день министры от блока рабочих партий собрались на экстренное совещание. На горизонте замаячил правительственный кризис. Поднялся Рабин. Все знали, что сейчас в его руках находится политическая судьба Вейцмана и будущее кабинета национального единства.